В чем же отличие экономических интересов от политических, где проходит грань между политикой и экономикой, каков критерий, позволяющий отличить, скажем, политическую акцию от экономической и существует ли он вообще?

Отметим, что экономика в действительности – это не непосредственное производство, сфера реализации товаров (внутренняя или внешняя), а общественные отношения.

Вес, значимость экономического и политического аспектов общественных отношений могут постоянно меняться в зависимости от обстоятельств, от переживаемого обществом момента, но и при этом их нельзя отрывать друг от друга, поскольку порождены они одним социальным окружением, из которого они рождаются, которое включает духовные и материальные основы общества, действующие в нем традиции и обычаи, существующие институты власти и учреждения, являющиеся продуктом всей его истории. Различия между явлениями экономическими и политическими чисто условны. Представляет интерес суждение, высказанное М. Вебером: «Качество явления, позволяющее считать его «социально-экономическим», не есть нечто присущее ему как таковому «объективно». Оно обусловлено направленностью нашего познавательного интереса, формирующейся в рамках специфического культурного значения, которое мы придаем тому или иному событию в каждом отдельном случае». Это положение М. Вебер распространяет даже на учреждения, преднамеренно, созданные или используемые для каких-либо «экономических» целей, например, банки, биржи и т.п.

В самом деле, и то и другое может рассматриваться и как экономическое, и как политическое образование. Подобное можно найти и у основоположников материалистического понимания истории, придерживавшихся, как известно, другого подхода, отстаивающих идею причинно-следственных связей в теории развития. Например, классики марксизма определяли насилие и как экономическое явление («Насилие – это тоже экономическая сила!»18), и как политическое, рассматривая его как главное, основное средство политики. т.е., оценка явления как политического или экономического зависит от «угла зрения», от целей исследования, от того, какая грань социально-экономической жизни нас в данном случае интересует. И это, кстати, относится не только к соотношению политики, и экономики, но и к соотношению экономики с этикой, религией и т.д. «Экономическое объяснение, – пишет М. Вебер, – носит в принципе ничуть не более исчерпывающий характер, чем выведение капитализма из тех или иных преобразований религиозного сознания, игравших определенную роль в генезисе капиталистического духа, или выведение какого-либо политического образования из географических условий среды. Во всех этих случаях решающим для степени значимости, которую следует придавать экономическим условиям, является то, к какому типу причин следует сводить те специфические элементы данного явления, которым мы в отдельном случае придаем значение, считаем для нас важными».

М. Вебер относится к сфере экономической три вида явлений:

1) собственно «экономические или непосредственные (производственно-хозяйственные) процессы, институты;

2) экономически релевантные;

3) «экономически обусловленные».

К первому типу относятся, например, события на бирже, в банковском деле. По М. Веберу, все это институты преднамеренно созданные и используемые для осуществления определенной экономической цели. Эти объекты нашего познания можно в узком смысле назвать «экономическими процессами, пли институтами».

Если попытаться подойти с этой мерой «экономического» к такому политическому образованию как, например, государство, то собственно «экономическим» под этим углом зрения в нем будет финансовое устройство. В той мере, в какой государство оказывает влияние на хозяйственную жизнь посредством своей законодательной функции (причем и тогда, когда оно сознательно руководствуется не экономическими мотивами), оно – «экономически релевантно». В той же мере, в какой его поведение и специфика определяются и в других – не только «экономических» – аспектах также и экономическими мотивами, оно «экономически обусловлено».