В редких случаях (пример: Финляндия) в стране могут быть три одинаково успешные партии, каждая из которых имеет шанс сформировать самостоятельное правительство.

Для значительного числа современных европейских демократий характерен относительно низкий "заградительный барьер" на выборах, что позволяет наиболее репрезентативно отразить в парламенте текущие политические предпочтения. Как результат, в парламент проходит множество партий, ни одна из которых не обладает большинством. В результате переговоров между партиями складывается парламентская коалиция, обладающая большинством и принимающая на себя управление государством. Классическим примером являются политические системы таких европейских стран, как Нидерланды, Бельгия, Дания, Швеция, Чехия, Германия, Италия Ирландия, Сербия, Латвия, Эстония, Израиль. Издержками подобной политической системы может быть перманентная коалиционная нестабильность, приводящая к частым роспускам законодательного органа и назначению внеочередных выборов. Так, за 62-летнию историю Израиля в нем сменилось 18 составов парламента, то есть избранный Кнессет работает в среднем чуть более 3 лет (при номинальной 5-летней каденции).

Во второй половине двадцатого века политический ландшафт европейских стран значительно изменился. Достигли высочайшего уровня развития средства коммуникации, в первую очередь электронные СМИ. На арену истории вышли так называемые новые социальные движения (НСД). Все это привело к изменению структуры существующих видов партий и генезису новых. Так американский политолог Джованни Сартори выделяет два типа новых партий. Универсальные, для которых характерна ориентация не на определенную социальную группу, а на харизматического и раскрученного лидера. Следовательно, подобные партии склонны прагматично относится к выбору политической идеологии (Н.Н.Алексеев обозначал их как «партии на платформе»). Представленность партии в информационном поле, в первую очередь на телевидении, заменяет ей традиционную структуру, численность региональных отделений и фиксированное членство. Партия становится в значительной степени виртуальной, что дополнительно усиливается преувеличенным вниманием к политтехнологиям в ущерб содержательной стороне политики. Мы можем наблюдать, как многие политические партии современной России, приближаются к данному типу, все более отрываясь от реальных потребностей страны и своих избирателей.

Вообще же главное противоречие эпохи расцвета классических партий заключалось в неизбежном конфликте между общегосударственными задачами, которые должна реализовывать победившая на выборах партия, и интересами тех слоев населения, которые привели ее к власти. Конфликт между общим и частным, как правило, решался не в пользу конкретных социальных групп, что породило в свою очередь политическое лавирование, и «эзопов язык» идеологов и политологов. Второе противоречие было впервые обозначено Роберто Михельсом, который назвал его «железным законом олигархии» (олигархических тенденций). Партийная бюрократии неизбежно отрывается от массы рядовых избирателей и даже членов партии. Инкорпорируясь в политический истеблишмент партийные бюрократы склонны предавать интересы своих сторонников, разменивая их как пешки в сиюминутной политической борьбе.

Противостоять этим негативным тенденциям были призваны партии новой волны (ведущие свою родословную от новых социальных движений). НСД в XX веке были представлены экологическим и правозащитным движениями, а так же феминизмом и антиглобализмом. Содержательный и нематериальный (на уровне духовных ценностей) протест против деформаций которым современная политическая система подвергает человека и его среду обитания, породил новый стиль партийного управления. Это, во-первых, сетевые структуры, децентрализованные и противостоящие традиционной иерархии (с ее «железным законом»). Обязательная ротация партийных лидеров, реализованная, например, немецкими «зелеными». Власть перестает быть самоцелью, а, следовательно, исчезает почва для сговора с представителями политических элит.