К снижению стимулов к коалиционным взаимодействиям ведет и то, что партии могут свободно присоединяться к парламентской оппозиции без угрозы правительственного кризиса. Парламентско-президентская система наделяет полномочиями по смещению членов кабинета и президента, и парламент. Отсутствие эффективного разграничения полномочий президента и парламента в отношении исполнительной власти способствует нестабильности системы, повышая вероятность частых смен правительства и порождая постоянную угрозу роспуска парламента.

Многие расценили возникновение феномена «партии власти» как яркое свидетельство специфичности российской политической системы, не умещающейся в рамки традиционных представлений о демократической многопартийности. Между тем в политической истории второй половины XX столетия широко известны примеры, когда в модернизирующихся обществах властвующая элита в условиях слабости или отсутствия элементов гражданского общества сама выступала в роли инициатора и создателя партий и движений. В этом смысле современные российские политические реалии не исключение. Выбор формы моноцентричной партийной системы с ядром в виде доминирующей партией власти зачастую является следствием того, что страны, заимствую демократические институциональные структуры, не имеют времени для развития гражданского общества и оказываются не в состоянии построить стабильную конкурентную партийную систему. При этом моноцентричность становится инструментом исполнительной власти для адаптации заимствованного партийно-политического института в рамках исторически сложившейся институциональной матрицы государства1.

Можно сделать вывод, что основы режима и современная политическая ситуация породили неэффективно действующую форму взаимодействия между исполнительной и законодательной властью, для стабилизации связи исполнительная власть использует синтетическое, искусственно созданное образование, принявшее форму и статус партии власти.

Парадокс российской ситуации заключается в том, что политическая сила, осуществляющая высшие властные полномочия в государстве, то есть реальная «партия власти», вообще не является политической партией как таковой. А политические партии, получившие в общественном сознании отражение как правящие партии, в действительности ими не являются. У российских исследователей на сущность и функции партий власти в России существует две точки зрения:

рассматривают партию власти как явление, принадлежащее Власти (властвующей элите), которое является «ее эпифеноменом, личиной, общественно-политическим и электоральным суррогатом». Г.Голосов, А.Лихтенштейн,

С.Марков, А.Рябов рассматривают партию власти как партию большинства, поддерживающую правительственный курс, как президентскую стратегию, направленную на сглаживание недостатков президенциализма.2 Они предполагают, что любая политическая система с сильной президентской властью содержит в себе институциональный стимул к созданию крупной политической партии, способной поддерживать выборного носителя исполнительной власти как на электоральной сцене, так и в парламенте. То есть установление президентского контроля над парламентом посредством формирования «партии власти» позволяет уменьшить нестабильность президентско-парламентской системы правления, т.к. данная партия будет полностью поддерживать проводимый президентом и его правительством курс. Ключевая позиция этого подхода состоит в том, что подобная стратегия избирается президентом и оправдана требованием политической стабилизации.

Я склоняюсь к первой точке зрения, т.к. она имеет объективные обоснования и имеет привязку не только к нормативному институциональному дизайну, но и к особенностям политической системы, к ее историческому развитию, к политической культуре.

Каждая партия имеет такие характерные свойства, как форму (структуру), электорат и идеологию, функции. Рассмотрим «Единую Россию» с этих позиций.